Ву вей. Что делать, чтобы «ничего не делать»? Бездействие не означает, что ничего не происходит

1. ВЭЙ У ВЭЙ

   Вэй У Вэй (Wei Wu Wei, 14.09.1895 – 5.01.1986) - псевдоним человека, написавшего в период с 1958 по 1974 г.г. серию бесценных книг, разъясняющих все тонкости учений недвойственности - не только адвайты, но и буддизма (чань и дзэн), и даосизма. Настоящее имя этого неординарного человека - Терренс Грей (Terence James Stannus Gray). Он родился в Англии в семье богатых ирландских аристократов. Учился в самых престижных заведениях Англии - Итоне и Кембридже, но с учебой у него не заладилось – Итон он покинул через два года, а его учебу в Кембридже прервала война. Тем не менее, его личность невероятно многогранна - он был ученым и писателем, исследователем, египтологом, историком, публицистом, писал пьесы для театра, был театральным режиссером, продюсером и директором, виноделом, владельцем скаковых лошадей, путешественником и мистиком. Он был дважды женат, оба раза на дочерях русских аристократов. Первая жена была из семьи Римских-Корсаковых, вторая была принцессой Грузии. Его конь по имени Заратустра выиграл Золотой Кубок, победив на королевских скачках в Аскоте. Созданный им экспериментальный театр в Кембридже под названием Festival Theatre стал знаменит на всю Европу и перевернул британские представления о театре. Несколько раз он приезжал в Россию и написал несколько книг о «новом советском театре». Некоторое время он жил в Мексике, изучая культуру ацтеков, и, вернувшись в Англию, взял себе псевдоним Кецалькоатль. Затем он все бросил и уехал во Францию. Потом он путешествовал, был в Индии, Китае, на Тайване, в Японии. Об этом периоде его жизни известно крайне мало. Достоверно известно лишь, что он несколько раз посещал Раманашрам в Тируваннамалае и встречался с Раманой Махарши. Именно в этот период он начал писать под псевдонимом Вэй У Вэй. Под этим именем он выпустил семь книг, а восьмую - последнюю - написал уже под псевдонимом О. О. О. (ноль в кубе, как он сам выразился). Этот удивительный человек всю жизнь пытался быть невидимым, скрываясь за псевдонимами и отказываясь фотографироваться, и в то же время жил такой яркой жизнью, что его невозможно было не заметить. Как писал о нем Поль Брантон (английский журналист, путешественник и ученик Раманы Махарши): «Вэй У Вэй стал просветленным мгновенно и без учителя, подобно Рамане Махарши».

2. Вэй У Вэй - Открытая тайна

   Рамеш Балсекар о Вэй У Вэе
   «Переводя беседы Шри Махараджа на английский, я начал замечать в своем переводе отчетливое влияние стиля книг Вэй У Вэя. У меня нет сомнений, что проницательный читатель сразу заметит следы этого влияния. Помимо языка, мне показалось чудесной демонстрацией универсальности самого предмета то, что произведения ученого и практика философии Дао, такого как Вэй У Вэй, находящегося в тысячах миль отсюда (и вряд ли широко известного), находят свое подтверждение в словах реализованного джняни, такого как Шри Нисаргадатта Махарадж, чье образование, по его собственным словам, позволило ему лишь переступить порог безграмотности!»
   История началась с того, что один друг подарил мне экземпляр книги Вэи У Вэя «Открытая тайна» более чем за десять лет до того, как я начал ходить к Махараджу. Когда я прочел ее в первый раз, я вообще ничего не понял, но мне повезло осознать, что эта книга - настоящее сокровище. И я отложил ее, чтобы ее случайно не выбросили вместе с другими книгами во время очередной уборки. А потом, по какой-то необъяснимой причине, я вспомнил о ней (точнее будет сказать, мысль о ней посетила меня) почти сразу после того, как я начал ходить к Махараджу. Не могу описать вам свои нескончаемые интеллектуальные замешательства, причиной которых стали эти двое - Нисаргадатта Махарадж и Вэй У Вэй! У меня постоянно было такое чувство, что они сговорились, чтобы тайно посмеяться надо мной! Это действительно был «сговор», но, как я осознал позднее, его целью было привести к внезапному пробуждению механизм тела-ума по имени Рамеш.
   Когда я начал читать Вэй У Вэя (впоследствии я, должно быть, прочел эту книгу не меньше сотни раз-некоторые фразы, да и целые строки постоянно срывались с моих губ во время перевода бесед Махараджа), я поразился его потрясающему для китайца владению английским языком. И лишь спустя некоторое время я узнал, что Вэй У Вэй был не китайцем, а богатым ирландским аристократом по имени Терренс Грей, получившим превосходное образование в Оксфорде и прекрасно разбирающимся в винах и скаковых лошадях!
   1. Время и пространство
   Мы часто не понимаем природу и преувеличиваем важность «времени» и «пространства».
   Нет таких «вещей» (они не существуют сами по себе): они обладают кажущимся существованием, то есть они «функционируют» только как механизм, позволяющий событиям, растянутым пространственно и последовательно, быть познаваемыми. Они сопровождают события и делают их развитие осуществимым. Сами по себе они не имеют никакого существования. Это видимости, и их кажущееся существование происходит из событий, которые они сопровождают и делают воспринимаемыми. Они гипотетичны, как «эфир», условны, как алгебра, - психические умозаключения, помогающие познавать вселенную, которую мы объективируем, и они не предшествуют и не сохраняются отдельно от сопровождаемых ими событий, а используются в функции каждого такого события, когда оно происходит.Там, где нет событий, нет и необходимости во «времени» или «пространстве» - и в их отсутствие мы более не ограниченны, поскольку нет того, кто считает себя ограниченным.
   Время - всего лишь умозаключение, придуманное в попытке объяснить рост, развитие, протяженность и изменение, которые составляют дополнительную ось измерения за пределом известных нам трех, под прямыми углами к объему. «Прошлое», «настоящее» и «будущее» - умозаключения, извлеченные из этой временной интерпретации следующего измерения, в котором возникает иллюзия протяженности. И, следовательно, все формы временности концептуальны и воображаемы.Таким образом, прорицание, или предвидение, - это восприятие с дополнительной оси измерения, за пределом времени, под четвертым прямым углом, откуда, как в случае с каждым главным измерением, второстепенные воспринимаются как целое, и «причины» и «следствия» так же очевидны в том, что мы называем будущим, как и в том, что мы называем прошлым.Событие происходит только в уме воспринимающего - одного или нескольких, в зависимости от обстоятельств - и никакое событие не может быть ничем иным, кроме как памятью, когда мы знаем его. События - лишь психические переживания. События, или память о событиях, - это объективизации в сознании.
   
   2. Псевдопроблема «страдания»
   Кто может страдать?Только объект может страдать.Я не объект (никакой объект не может быть я),
   нет ни я-объекта, ни я-субъекта, потому что они оба были бы объектами.Следовательно, я не могу страдать.Но кажется, что страдание есть, как и его противоположность, - как удовольствие, так и боль. Это видимости, но они переживаются. Кем или чем они переживаются?Они, очевидно, переживаются посредством отождествления того, что есть я, с тем, что не есть я, или, если хотите, тем, что не есть мы, иллюзорно отождествленным с тем, что мы есть.То, что мы есть, не знает боли и удовольствия. То, что мы есть как таковое, вообще ничего не знает, поскольку нет никакой объективной сущности, чтобы испытывать переживание.Какими бы интенсивными ни казались ощущения, в сне проявленного они - следствия причин во временной последовательности, и вне временнойпоследовательности, в которой они развиваются,они не являются ни причиной, ни следствием.Нет никого, кто мог бы страдать. Нам кажется, что мы страдаем, из-за нашего иллюзорного отождествления с феноменальным объектом.Давайте, по крайней мере, поймем это.То что есть мы неуязвимо и не может быть не свободно.
   
   3. Гипотеза воли
   Кажется механизм жизни основан на предположении, что действия разумных существ - результат приложения воли со стороны каждого такого феноменального объекта.
   Очевидно, однако, что они скорее реагируют, чем действуют, и что их жизнь обусловлена инстинктами, привычками, модой и пропагандой. Их образ жизни в первую очередь - набор рефлексов, оставляющий ограниченные возможности для намеренного и обдуманного, то есть целенаправленного действия, которое при поверхностном рассмотрении может показаться результатом волеизъявления, или, что называется, волевого действия.
   Тем не менее «воля» - лишь умозаключение, поскольку как бы мы ни искали, мы не сможем найти прилагающую ее сущность. Все, что мы сможем найти, - это импульс, который будет казаться выражением концепции «я». И было бы несправедливо заключить, что такой импульс способен повлиять на неумолимую цепь причинности или, другимисловами, на процесс проявления, производящий видимые события, если только он сам не является элементом одного или другого.
   
   II Волеизъявление
   Получается, что волеизъявление - это иллюзорное предположение, простая демонстрация со стороны наполненной энергией я-концепции, выражающаяся в неудаче или осуществлении и, таким образом, являющаяся источником и объяснением концепции кармы. Живые существа, таким образом, «проживаются», как часто указывается философами и отмечается метафизиками, и психосоматический феномен неизменно подвержен причинности. Вот почему чувствующие существа как таковые, как вновь и вновь повторяется в «Алмазной сутре», приписываемой самому Будде, не являются сущностями. И по той же причине, поскольку как феномены они не существуют, ноуменально - хотя они не могут быть сущностями или вообще чем-либо объективным - тем не менее, они есть ноумен.А ноумен, будучи по определению абсолютно лишенным и следа объективности, не существует, не может быть, в каком бы то ни было смысле - поскольку все формы бытия непременно должны быть объективными. Здесь язык нас подводит, его надо оставить позади, как плот, переправивший нас через реку. Все, что мы можем сказать, - это: «То, или все, чем являются чувствующие существа, само не существует». «Волеизъявление», таким образом, хотя его и нет - феноменально это лишь видимость - есть ноуменально и может рассматриваться как объективизация ноуменальности. В этом контексте мы знаем его как буддхи, или праджню, интуитивное внутреннее видение и, когда мы знаем его, оно является нами самими, всем, что мы есть, которое - в этом знании - мы познаем, поскольку то, что мы есть, и есть познание этого.На самом деле это очень просто, пока не пытаешься облечь это в слова.

   III Определение воли
   Пожалуй, проблему воли проще понять, если задать вопрос: кто прилагает волю и кто ощущает ее результаты?Феноменально есть видимая причина, которую можно назвать эго-волей, и психический результат, который может быть удовлетворением или разочарованием.Результат обусловленной «воли» - это следствие причин, для которых воля - опосредованная причина-следствие, и видимый психосоматический аппарат испытывает этот результат.И в отношении такой «воли», которая есть не-воля, у вэй, или бодхи, окончательным результатом будет интеграция.
   Чтобы могла быть воля и ее результат, должна быть какая-то сущность, ее прилагающая и испытывающая этот результат. Если обнаружится, что такой сущности нет, тогда и воля не сможет существовать, кроме как в виде концепции.Ноуменально воли нет, потому что нет я. Феноменально только спонтанность ненамеренна.Но поняв, что воли нет, можно найти способ стать открытыми, причем именно эта «воля», которая есть не-воля, может освободить нас, кажущихся объектов, от ограниченности, вызванной отождествлением с объективизацией, которой мы никогда не были, не являемся и никогда не станем.
   
   IV Наблюдения
   Жить без волеизъявления - это противоречие в терминах (если только не поменять «жить» на «проживаться»).Не реагировать на события в результате понимания этого - значит жить без волеизъявления (или «проживаться»).Интеллектуальное понимание - это обусловленная причина. Интуитивное понимание может быть необусловленной причиной.Ибо причина и следствие разделены во Времени, но Безвременно они одно.

   4. Говоря проще
   Только объект может страдать, но феноменально субъект и объект, будучи одним целым, вращаются подобно монете, так что интервалы между рйе еС/асе (орлом и решкой) невоспринимаемы. Поэтому боль или удовольствие кажутся непрерывными.Ноуменально, напротив, нет никакого объекта, чтобы испытывать боль или удовольствие. Ноумен неуязвим, по-другому и быть не может. Ноумен - это непроявленныи аспект того, чем мы, чувствующие существа, являемся, а феномен - наше проявление.Поэтому в проявленном состоянии мы должны испытывать боль и удовольствие, а в непроявленном не можем переживать ни то ни другое. Оба аспекта постоянны и одновременны, один подчинен времени (которое сопровождает все проявление, делая развитие событий воспринимаемым), другое - безвременно.Ноумен - безвременное, беспространственное, невоспринимаемое бытие - это то, что мы есть, а феноменальность -- временная, конечная, воспринимаемая чувствами - то, чем мы кажемся как отдельные объекты. Феномены, будучи подчиненными времени, - непостоянные, иллюзорные фикции сознания, но они есть не что иное, как ноумен в проявлении, в контексте сна (одном из нескольких контекстов сна - психических состояний, вызванных сном, наркотиками, удушьем и т. д.). А ноумен - это ничто, ничто на уровне фактов, восприятия, сознания (а значит, объективно), то есть не вещь, кроме как в проявленном феноменальном виде.Таков смысл «загадочных» противоречий, излагаемых мудрецами: «форма есть пустота, пустота есть форма», «сансара есть нирвана, нирвана есть санса- ра», «феномены и ноумены есть одно» и т. д.

   10. Абсолютное о нас
   Несмотря на видимость обратного, ничто, отличное от концептуального, не совершается чувствующим существом, поскольку чувствующее существо объективно есть лишь фантом, иллюзорная фигура. И ничто не совершается через психосоматический механизм как таковой, кроме производства иллюзорных образов и интерпретаций, так как их существованиетоже кажущееся, воображаемое, или иллюзорное. Все феноменальное существование гипотетично. Все качества чувствующего существа - форма, восприятие, сознание, воля, знание (, или скопления) - это выдумки ума, который «сам по себе», то есть как таковой, также лишь гипотетичен.Каждое действие, каждое его движение, в протяженности и продолжительности воображаемое таким образом, чтобы его можно было воспринимать органами чувств (то есть в рамках пространства и времени), сновидится, или воображается сновидящим, лишенным качества себя, объективного бытия, - другими словами, гипотетическим умом.Этот гипотетический ум есть Воспринимающее, Различающее Разделение ума в его субъективном аспекте, понимаемом феноменально, и Воспринимаемое, Различаемое Разделение в его объективном аспекте. Но воспринимаемое и есть воспринимающий, различаемое есть различающий, субъективный и объективный аспекты только кажутся двумя в проявленном. Мы есть первое: мы кажемся последним, но в непроявленном они не два.Все сознаваемое - часть фантазии жизни, то, как мы представляем себя, - неотъемлемая часть этой гипотетической вселенной. Чувствующие существа полностью находятся в ней и никоим образом и ни в какой степени не отделены от нее, как они сами часто полагают, когда представляют себя инструментами, через которые формируется объективная вселенная, поскольку она формируется не через них, а вместе с ними - как одним из ее проявлений.Это легче понять на примере сна, который мы рассматриваем из состояния бодрствования, в то время как в сновидении-жизни мы по-прежнему спим. То есть «мы» - персонажи сна, феноменальные объекты сновидящего субъекта в сновидении жизни.Наши снящиеся «я», кажущиеся независимыми, как в жизни, с позиции пробуждения видятся марионетками, начисто лишенными возможности собственного проявления воли. И само сновидение никак не зависит от них, они лишь элементы внутри него. Они, думающие, что живут и действуют независимо, - все снятся, они приводятся в действие так же полно и абсолютно, как марионетки приводятся в действие кукловодом. Такова наша кажущаяся жизнь, на этой кажущейся земле, в этой кажущейся вселенной.Все, что видится во сне, - продукт сновидящего ума, субъектно-объектного процесса, называемого «причинностью», внутри сознания, в котором он возникает. Он неотделим от сознания, он - само сознание, и больше нет ничего, что ЕСТЬ. Но «сознание» по сути - всего лишь концепция: это не вещь, не объект, и потому не имеет субъекта. На него можно только указать как на Непроявленное, и даже такое указание будет лишь проявлением непроявленного.Но эти элементы сновидения, обоих сновидений, не есть ничто в смысле полного отсутствия. С позиции «ноуменальности» они - нечто. Они - то же, что и тот, кому они снятся, что и То-Что-Сновидит их. Все в сновидении есть его сновидящий, а это, как мы видели, - субъективный аспект сознания, поскольку объект и есть субъект - субъект, наполняющий его, живущий в нем. Таким образом, это «нечто»,которым они являются, есть «все»: объективное, феноменальное все, которое субъективно, ноуменально, есть «ничто», но которое как «ничто» остается всем. Полное феноменальное отсутствие, которое есть полное ноуменальное присутствие. Все есть ничто, ничто есть все, поскольку ни то ни другое не существует и не не-существует, и только естъ-ностъ есть, не являясь ни бытием, ни не-бытием.Про воспринимающие существа можно сказать только, что они ЕСТЬ лишь как субъективный аспект сознания (не как объективный аспект), они сновидят вселенную, объективируя ее.

   14. Кто может стать просветленным?
   Нет никого, кто мог бы пробудиться! Чувствующие существа вообще не существуют как таковые, как указывал Будда в «Алмазной сутре», - так как они могут пробудиться? И что может пробудиться? Они концепции, мыслеформы, объекты - а объекты не могут ни заснуть, ни пробудиться! Какая чушь вся эта доктрина! Это все голословное утверждение, поскольку феноменально они видимости, а ноуменально они не спят.Субъективный элемент ума уже пробужден, и всегда был пробужден, не затрагиваемый какой-либо концепцией времени. Но сновидящий, в расщепленном сознании, очевидно, отождествляется с собственным видимым во сне объектом. Так что отождествленный личный сновидящий всегда должен пробуждаться: именно он всегда пробуждается, а не видимые во сне объекты. Для объектов сна не может быть никакого пробуждения в любом виде или степени сновидения.

   16. Видение
   Как может существовать «видение»? Конечно же, «видение» ложно, объект не там, он дома, «здесь». Я есть он, он есть я. Как тогда я «вижу» его? Там нет никакого объекта - следовательно, здесь не может быть никакого субъекта.Это все «видимость». Мой глаз и то, что за ним.Вывод прост и очевиден. Нет никого, чтобы «видеть», и «ничего», чтобы быть «увиденным». «Видимое» и есть «видящий», а «видящий» есть «видимое» - таково определение ноумена. То же относится ко всем органам чувств, посредством которых воспринимается феноменальность.«Ноумен» не более реален, чем «феноменальность», поскольку и то и другое - просто концепция разделенного «ума» - шестого чувства, интерпретатора пяти остальных. И все, чем каждое является, - не «там», не «здесь» и вообще не «где».Ни имя, ни какое-то описание нельзя дать тому, что осталось, так как это по определению не объект, потому что, как абсолютная субъективность, оно не может увидеть само себя и, таким образом, не является «вещью», отличной от того, что объективировано как всякая «вещь», то есть вся феноменальность.Таким образом, «это» - окончательное и абсолютное феноменальное отсутствие и отсутствие самой концепции «отсутствия», то есть абсолютное присутствие. Замечание: Феномены - это ноумен, объективирующий себя, или Ноумен есть субъект, объективирующий себя как феномены.

   26. Почему мы не можем быть
   Все существование объективно.Мы существуем только как объекты друг друга, и как таковые - только в сознающем нас сознании, поскольку наше восприятие друг друга есть действие сознавания в уме и никоим образом не подтверждает эмпирического существования сознаваемого объекта.
   Наше объективное существование, таким образом, имеет место только в уме и, следовательно, чисто концептуально.Что касается субъективного существования - разве это не противоречие в терминах? Оно предполагает объективизацию субъекта, который как субъект-объект представляет гипотетическое «бытие», которым мы себя воображаем. Субъективно не может быть никаких «нас».Так, ясно демонстрируется наше тотальное «несуществование», кроме как в виде концепций в сознании.

   27. Трансцендентность и имманентность
   Я сновижу себя во сне, в котором появляюсь, но таковой, я не объективное (снящееся) явление, то есть не сущность.Пробуждается не объект, иллюзию несвободы вызывает отождествление сновидящего со своим объектом.Пробуждение - это исчезновение, растворение, пропадание объекта. Пробуждение - это конец видимости, испарение сна, или иллюзии.Пробуждение - это исчезновение феноменальности (объективного, всей объективности как таковой). Пробуждение - это обнаружение, что кажущееся объективным на самом деле «субъективно», и видимая сущность исчезла вместе со всей видимостью.

   28. Цельное видение
   Видеть феномены как ноумен - это истинное видение.Это означает видеть ноуменально, то есть в необъектной связи с «вещами», вместо феноменального видения, находящегося в объектной связи с «вещами».Видеть феноменально - значит видеть феномены как наши объекты.Видеть ноуменально - значит видеть феномены как самих себя, как все, чем они являются, как их источник и как наш источник. Это означает видеть их не как наши объекты, а как их субъект, не объективно, а субъективно, не как «внешнее», а как «внутреннее». Это воссоединение отделенного с целым, которое есть все, что мы собой представляем.Такое истинное видение, таким образом, является не-видением (одной вещи другой вещью), а в абсолютном смысле это и не видение, и не не-видение, поскольку нет ни объекта, чтобы его видеть или не видеть, ни субъекта - за неимением объекта.
   Это слияние заново, воссоединение, переотож- дествление разъединенного, восстановление целостности расщепленного ума, возвращение к единости.

3. Вэй У Вэй – Неискушенно мудрые или Говорила сова кролику

   "Неискушенно мудрые, или Говорила сова кролику" - последняя книга Вэй У Вэя. В ней указатели на нашу истинную природу в форме диалогов обычных и необычных животных. Читатель может узнать себя в этих коротких и иногда веселых набросках и извлечь пользу из того, что ему откроется.

   Я есть Я, - ответила сова, щелкнув клювом, - и ты есть Я - кто бы ни произносил это. Нет абсолютно никакого «меня»: даже ты говоришь достаточно хорошо, чтобы не сказать «ты есть меня»!
   Надо подумать, - пробормотал кролик. - Я поразмышляю над этим.
   Ни в коем случае! - проухала сова, сверля кролика пронзительным взглядом. - «Размышлять» означает использовать расщепленный ум. Посмотри изнутри и увидишь - УВИДИШЬ, что все так и ЕСТЬ! Прекрати расщепляться и оставайся ЦЕЛЫМ!
   Будучи нигде, Я везде, будучи везде, Я нигде, Поскольку Я не нигде и не везде,
   Ни внутри, ни снаружи ни всего, ни ничего,
   Ни вверху, ни внизу, ни до, ни после, с любой стороны всего и ничего.
   Невероятно! - воскликнула сова. - Кто может любить, и что? Кто может ненавидеть, и что? Два самых бессмысленных слова в нашем языке!
   Любые двое, - предположил кролик, - ты и я, например.
   Абсурд, - продолжала сова, - как мы можем быть двумя?
   А почему нет? - спросил кролик.
   Потому что Я есть, а тебя нет, - заключила сова.
   Но в пространстве-времени... - предположил кролик.
   Ни в каком времени, - бросила сова, громко щелкая клювом в почти вертикальном падении.
   Возможно, - сказал кролик, ныряя в свою нору, - но не в этот раз!
   Я есть это-Я-есть, - сказала сова, - абсолютное Я, лишенное каких-либо объективных качеств.
   Неужели? - фыркнул кролик, наморщив нос.
   Объективно, Я есть все, что появляется в зеркале моего ума, что в абсолюте и есть Я.
   Ты так совсем не выглядишь, - заметил кролик.
   Ты смотришь только на то, что видишь, - ответила сова. - Ты, как обычно, смотришь не с той стороны.
   Я вижу только то, что впереди меня, и, когда поворачиваюсь, то, что сзади.
   Именно так, именно так, - ответила сова, - и ты видишь лишь то, чего нет!
   Тогда где все это? - спросил кролик.
   Внутри, внутри, - заверила его сова. - Все внутри. Вот увидишь! - добавила она, щелкая клювом и величественно хлопая крыльями, готовая к нападению.
   Я Ум, в котором появляется мир, - сказала сова кролику.
   Правда? - ответил кролик, срывая сочный одуванчик и теребя его уголком рта. - Эта мысль не приходила мне в голову.
   Так и есть, - продолжала сова, - и мысли - не рыба, чтобы их могли ловить звери или люди.
   Почему? - спросил кролик.
   Они не объекты, - заявила сова, щелкнув клювом.
   Тогда что они такое? Субъекты?
   Такой субъект был бы объектом.
   Почему?
   Потому что ты делаешь его таковым.
   А могут мысли ловить сами себя?
   А рыба может? - ответила сова.
   Тогда кто может их поймать? - спросил кролик.
   Вопрошающий и есть ответ.
   Как всегда!
   Как всегда.
   И кто же это?
   Ум, в котором появляется Вселенная, - сказала сова сурово.
   И что это такое? - спросил кролик.
   Я, - заявила сова, - даже если ты произносишь это!
   Мое отсутствие - это то, что Я есть, - сказала сова, - и это было названо «Пустотой».
   Да? - заметил кролик, пожевывая аппетитный чертополох.
   Когда Я отсутствую, Вселенная присутствует, - продолжила сова, - и даже тебе будут рады.
   Как мило! - ответил кролик, вежливо подпрыгивая. - Но где?
   Здесь, - бросила сова решительно, - абсолютно ЗДЕСЬ.
   Но где конкретно это находится?
   Там, где Я есть, а именно, где Я была изначально и всегда, - резко ответила сова.
   Тогда где буду я? - с беспокойством спросил кролик.
   Здесь, конечно ЗДЕСЬ! Где же еще ты можешь быть?
   Но откуда там, где есть ты, возьмется место для нас обоих? - спросил кролик наивно.
   Ты будешь присутствовать в отсутствие меня, - терпеливо объяснила сова.
   Не понимаю, как это может быть, - ответил кролик.
   Поймешь, поймешь! - заверила его сова, готовя свое отсутствие. - Я прослежу за этим.
   Как Я могу любить тебя? - сказала сова кролику. - Я есть то, что ты ЕСТЬ.
   Неужели? - ответил кролик, изящно обгрызая одуванчик.
   Как ты можешь ненавидеть меня? - продолжала сова. - Ты есть то, что Я ЕСТЬ.
   Никогда не замечал этого, - сказал кролик задумчиво.
   А как может быть иначе? - сказала сова. - Чем бы мы ни были - Я ЕСТЬ.
   С каких пор? - спросил кролик. - Это случилось недавно?
   Так было всегда, - ответила сова, - «Времени» нет.
   Тогда где это случилось?
   Везде. «Пространства» нет.
   Значит, мы действительно одно? - обрадовался кролик.
   Разумеется, нет, - оборвала его сова, - нет никакого «одного».
   Тогда что есть? - спросил кролик нерешительно.
   Ничто! - сурово заявила сова.
   И что? - спросил кролик озадаченно.
   И то - жизнь! - сказала сова, хлопая огромны ми крыльями и щелкая клювом. - Как говорят Мастера: «Когда я голоден, я ем, когда устал - сплю!»
   Эта модная привычка «жить и умирать» довольно утомительна! - вздохнула сова, устало потягивая крыльями.
   А мне нравится, - ответил кролик.
   Ты имеешь в виду, я полагаю, что думаешь, что тебе это нравится.
   А разве может быть иначе?
   Думание - всего лишь концепция в расщепленном уме, - сказала сова. - В этом нет ничего истинного.
   Но я и правда счастлив, - настаивал кролик.
   Чепуха, чепуха, - бросила сова, - нет никакого «тебя», чтобы быть чем-то, и нет никакого «чего- го», чтобы ты мог им быть!
   Жаль, - вздохнул кролик, - а я всегда думал, іто есть.
   Думал! Думал! - воскликнула сова с неодобрением, повернув голову на девяносто градусов. - Бесполезная привычка, повсеместно порицаемая Мудрецами.
   Кто такие эти Мудрецы, которые не дают себе груда думать, и как они мудрят?
   Те, кто постиг, - объяснила сова коротко, - являют собой переход в более высокое измерение.
   И что же это такое?
   Дальнейшая область размерности - вйдения, - объяснила сова.
   И как это действует? - спросил кролик.
   Концептуализация там исключена, - сказала сова. - Расщепленный ум, таким образом, целостен.
   И что это дает? - спросил кролик.
   Они видят прямо, конечно же, - ответила сова, повернув голову обратно и уставясь на кролика своими сияющими глазами, - и тогда, конечно же, «они» отсутствуют.
   И что? - задумчиво пробормотал кролик, чувствуя легкое беспокойство. - Я имею в виду, что тогда присутствует?
   Присутствует? - спросила сова. - Как что? Все, конечно!
   Все? - воскликнул кролик, подскочив от неожиданности. - Как такое может быть?
   В мое концептуальное отсутствие, - заухала сова, - всякому и каждому рады ЗДЕСЬ, где я ЕСТЬ, - и где они будут Абсолютно дома!
   Иногда мне интересно, - сказал кролик, - почему ты предпочитаешь луну солнцу?
   Профессиональная привычка, - ответила сова. - Когда Я сияю прямо через дневной свет, другие делают то, что должно быть сделано. Когда Я сияю непрямо через лунный свет, я сама присматриваю за вещами.
   Вещами - вроде тебя? - предположил кролик, шаловливо подпрыгнув в воздухе.
   Все «вещи» - это проявления того-что-есть- Я, - сказала сова сурово, - растянутые в концептуальном пространстве-времени в интегральном уме.
   В самом деле?! - сказал кролик, пробуя сочный листочек клевера. - Должно быть, им от этого очень хорошо!
   Рада, что ты так считаешь, - ответила сова, - но в относительности, когда мой ум расщеплен, также должна присутствовать видимость страдания. Если бы позитивное и негативное были равны, они бы уравновесили друг друга, и результатом стало бы равновесие, то есть воссоединение.
   Так вот почему мы страдаем! - сказал кролик. - Вот почему существует несчастье!
   Не существует ни счастья, ни несчастья, - ответила сова. - Не существует взаимозависимых противоположностей. Это концептуальные суждения, уничтожающие друг друга во взаимном отрицании.
   Тогда что они такое? - спросил кролик.
   А что такое ты? - ответила сова. - Что есть все чувственное восприятие, все познание, суждение, различение?
   То, что делает это, я полагаю, - предположил кролик, - я, например.
   В этом случае ты лишь воспринимаемое, - заухала сова, - просто объект в уме.
   Тогда что воспринимает воспринимаемое? - спросил кролик.
   Я, - ответила сова. - Я, всегда Я.
   И к кому или чему относится это «я»? - осведомился кролик, в раздумье подергивая носом.
   К кому или чему? - переспросила сова. - Сказать тебе?
   Да, пожалуйста! - попросил кролик.
   Хорошо, - сказала сова, - слушай и услышишь. - Она расправила крылья, вытянула шею, и лес загудел эхом ее громогласного ответа. - К-ко-о- му-у, к-ко-о-му-у, к-че-му-у-у!
   Если бы ты сказала это просто, - заметил кролик, - возможно, я бы и смог понять.
   Просто что? - спросила сова.
   Просто сказала бы это в десяти словах.И шести достаточно, - резко сказала сова.
   Ну тогда в шести, если шести хватит.
   Шести слишком много, но тебе они нужны.
   Как скажешь, - вздохнул кролик, - так какие они?
   Я, кто есть ничто, - есть все, - сказала сова.
   Как ты можешь быть одновременно и тем и другим, когда не являешься ни одним из них?
   Я есть они оба именно потому, что не являюсь ни одним из них.
   Тогда чем являюсь я?
   Из-за того что ты думаешь, что являешься чем- то, ты не являешься ничем.
   И что? - спросил кролик.
   И то - ты страдаешь, - ответила сова, решив пообедать.

Недеяния у даосов является одним из пяти главных принципов мышления, которые способны сделать жизнь естественной и спокойной. Однако принцип имеет весьма туманное объяснение, хоть и является практичным. Недеяние является самым лучшим способом взаимодействия с окружающей действительностью, он основан на гармонии. Если начать пользоваться недеянием постоянно, то сама жизнь полностью изменится, что принесет очень хорошие результаты.

«Совершенный человек, который является поистине мудрым, не совершает деяний. Именно поэтому он является основой Вселенной.»

Самым важным принципом в даосизме является принцип недеяния. Как же он трактуется? Данный термин и его истинное значение передавалось из поколения в поколение неверно. Именно поэтому сейчас стоит разобраться в этой путанице и понять, как он на самом деле действует. Лао-Дзы подробно описывает недеяние. Все заключается в том, что человек должен исключить вмешательство во Вселенную и не нарушать гармонию, созданную самой природой. Не стоит вмешиваться не в свое дело, и тогда жизнь изменится к лучшему.

Если истолковывать недеяние неверно, то те, кто занимается даосизмом и практиками, будет переживать весьма неприятные последствия. Человек начинает видеть мир в неправильных красках, не понимает, как нужно поступать в действительности, чтобы это было максимально эффективно. Он пытается решить сложнейшие задачи, которые преподносит жизнь, но все безуспешно. Многие уверены, что правильное толкование звучит примерно так:

«Недеяние способно сделать все.»

В итоге получается, что если человек ничего не будет делать, то все у него в жизни будет просто отлично. Обычные люди успокаиваются от этого, ведь мало кто хочет задумываться о том, что придется совершать какие-то сложные действия. Принцип недеяния позволяет уйти от конфликтных ситуаций, в итоге человек начинает вести себя пассивно и просто отлынивает от необходимых действий. Если начать действовать, то неприятности только увеличатся. Однако это можно считать полным абсурдом, ведь можно подумать, что все проблемы происходят от действий.

Принцип недеяния «Ву Вэй»

Слабые люди воспринимают недеяние как способ уклонения от какой-то ответственности. Можно попросту переложить ответственность на тех, кто совершает действия и сказать, что это они во всем виноваты, ведь вмешиваются во Вселенную. Такое представление в корне неправильное. Ленивые и неудачливые люди снимают с себя ответственность и показывают собственную слабость. В итоге теряется природное начало человеческого существования, а даосы именно это считали самой важной реальностью. Ведь человеку в любом случае приходится отвечать за все поступки и действия, совершенные в течение всей жизни. Именно эта идея у даосов является важной, даже закон их звучит как:

«Каждый несет ответственность за свои действия».

Стоит хорошо подумать над этим высказыванием, чтобы понять его истинную суть. Глупцы, которые следуют ошибочному принципу невмешательства, верит только в слова, являющиеся пустыми в реальном мире.

Если истолковывать принцип неправильно, то недеяние возможно приложить к реальному миру. Философская система просто не может быть построена на том, что нужно сидеть и бездельничать, отказываться от каких-либо действий. Ведь само никогда и ничего не сделается, во всем необходимо присутствие человека. Ну а заблуждение наводит на абсурдные мысли.

Здравый и умный человек не сможет согласиться с тем, что еда, одежда, предметы первой необходимости и деньги придут сами по себе, без человеческого участия. Нужно постоянно что-то делать, налаживать контакт с окружающими, заключать контракты, искать себе жилье или оплачивать счета для того, чтобы улучшить уровень жизни. Ну а если смотреть на природу, то ни один заяц не будет валяться в траве наблюдая, как к нему крадется лисица, чтобы съесть его. Ведь в этом случае животное не сможет жить долго и принести потомство.

Мудрость даосов

Недеяние и заблуждение, которое с этим связано, изобрели умственно отсталые и крайне ленивые личности. Они не привыкли рисковать и добиваться всего собственным трудом. Они упиваются самолюбованием и достатком, которое свалилось на них с неба, к примеру, досталось от родителей. Также они смотря на остальных свысока, ведь эти ничтожные существа стараются заработать на жизнь своим горбом и совершают многочисленные деяния.

Бездействие является заблуждением, в итоге человек самостоятельно отключает себя от реальности жизни. Даосизм означает беспристрастность, но цикл развития человека заключается именно в движении и действиях, нужно вращать колесо жизни, чтобы оно наполнялось энергией со стороны и приносило перемены и улучшения. Тот, кто смог освоить бездействие как оно есть, может защищать то, что перемены и энергия отсутствует. Человек будет ожидать неудач и трудностей от любых попыток что-то изменить.

Общество не понимает праздных людей, относится к ним с осквернением и неприязнью. Бездействие, как малые усилия, не могут принести того, что реально нужно человеку для жизни. Тот человек, который предпочитает недеяние, самостоятельно отходит в сторону от общества, обрекает себя на одиночество, и в результате даже может произойти самоубийство, тело начнет болеть, душа станет пустой, жить незачем, цель отсутствует. Реальность не может одобрять это.

«Живя среди людей нельзя полностью отречься от них, поэтому можно использовать умеренную пассивность и терпение, чтобы казаться мудрым».

Малые усилия далеки от реальности

Даосизм может рассматривать две стороны медали, чтобы понять его реальное значение и способы применения. Противоположности тоже могут существовать друг с другом в равноправии и оказывать влияние на Вселенную. Природный круг предусматривает, что противоположности нужны для равновесия, поэтому они должны взаимодействовать между собой. Принцип противоположностей можно применять в реальной жизни, если правильно растолковывать недеяние. Ведь спокойствие и безмятежное отношение должно находиться в прямой зависимости от активности и стремления действовать.

Возможно вам также понравится:

Даосская практика достижения бессмертия Даосские практики омоложения лица и кожи Даосские упражнения для восстановления энергии Даосские практики для улучшения слуха Даосский массаж для восстановления зрения
Даосские практики на восстановление печени и почек

Согласно Лао-Цзы, «если кто-либо хочет овладеть миром и манипулирует им, того постигнет неудача. Ибо мир - это священный сосуд, которым нельзя манипулировать. Если кто хочет присвоить его, потеряет его». В этой фразе сокрыта вся суть философии у-вэй.

Такие взгляды в корне противоречат западной философии успеха, которая призывает быть активней, действовать наперекор всему, завоевывать мир и всегда стремиться к большему. Однако, как мы знаем, этот подход часто становится причиной депрессии и стрессов, в то время как у-вэй помогает преодолеть сложный жизненный период. Важно только проникнуться основными постулатами и секретами этой философии.

1. Бездействие не означает, что ничего не происходит

У-вэй переводится с китайского как «не-действие» или «действие без действия». Это жизнь в согласии с естественным ходом событий, в противовес активному преследованию целей и форсированию их. При этом у-вэй не стоит путать с безделием. Следование философии у-вэй – не повод сидеть в сторонке, праздно наблюдая за жизнью и критикуя других людей.

У-вэй – это вдохновенное состояние человека, который наполнен жизненной энергией и посвящает свои действия только высшей цели. Этот человек не расходует энергию по мелочам и действует, лишь когда для этого наступает лучшее время. И тогда весь мир поддерживает его.

У-вэй можно описать через известный всем символ Инь-Ян. С одной стороны, это активная мужская энергия, подразумевающая расширение себя в мир. С другой стороны, пассивная женская энергия, которая символизирует внутреннее познание.

Вся китайская медицина, боевые искусства, гимнастика и иглоукалывание призваны помочь сбалансировать мужскую и женскую энергию, то есть действовать и не действовать одновременно. Это и есть у-вэй.

2. Вселенная не работает против вас

Мы не живем между небом и землей, мы сами и есть небо и земля. Чтобы практиковать у-вэй, нужно прежде всего осознать себя частью вселенной. Нужно почувствовать тесную связь и единство со всем сущим. Только так можно обрести внутреннюю свободу и перестать жить в борьбе с окружающим миром.

Лао-Цзы так писал об этом: «Человек зависит от Земли, Земля – от Космоса, Космос – от Дао, но Дао ни от чего не зависит». Соответственно, человек, познавший Дао, ни от чего не зависит. Для него все события жизни проходят перед глазами, как кино на экране.

3. Физическое действие не единственное

Даже когда наше тело находится в состоянии покоя, наш неугомонный разум продолжает суетиться. Мы переживаем, прокручиваем в голове разные ситуации, планируем грядущие баталии. Согласно у-вэй, успокоить важно не только тело, но и мозг. Иначе невозможно понять, действуем ли мы в соответствии с замыслом вселенной или потакаем своему эго.

Даже в практике медитации не стоит стараться слишком усердно. Лао Цзы советует нам быть спокойными и внимательными, учиться слушать как наши собственные внутренние голоса, так и голоса окружающей среды. Для этого нужен спокойный и проницательный ум.

4. Нужно научиться принимать перемены

Все в природе подвержено постоянным метаморфозам. Эти перемены регулируются высшими законами, которые мы не можем понять. А потому бесполезно противостоять им или пытаться бороться с переменами. Вам же не приходит в голову остановить естественную смену времен года или восход солнца над горизонтом?

Перестав бороться против перемен, вы сможете видеть в них только положительные аспекты.

5. Учитесь бесцельному движению

Китайский философ Чжуан-цзы советовал образ жизни, который он называл бесцельным движением. Сегодня отсутствие цели считается чуть ли не смертным грехом. При этом ритм и уклад современной жизни не способствует ни гармонии, на равновесию.

В своих трактатах Чжуан-цзы писал: «Представьте себе художника или умелого ремесленника. Талантливый резчик по дереву или прекрасный кузнец не размышляет и не рассуждает логически по ходу своего действия. Он его совершает инстинктивно и спонтанно, не зная, почему добивается успеха. Его мастерство настолько стало частью его самого, что он просто доверяет своим движениям и не задумывается о причинах». Именно такого состояния и нужно стремиться достичь с помощью у-вэй.

В обществе, помешанном на успешности и постоянном достижении новых целей, мы обречены на постоянный бег. Мы не имеем права расслабиться и остановиться хотя бы на минуту – нас тут же обзовут лентяем и поставят диагноз «прокрастинация ».

А вот в даосизме, в отличие от современной западной культуры, бездействие является одним из видов деятельности. Если оно уместно и направлено на созидание, то несет куда больше пользы, чем поспешные действия и насилие над событиями.

У-вэй – один из основных принципов даосской философии, одно из ее центральных понятий. Оно не означает, что человек должен лежать и ничего не делать. Речь идет о невмешательстве в естественный порядок событий, вхождение в поток жизни и движение в гармонии с ним. Не меняя его течения, не пытаясь расширить или сузить берега, не становясь запрудой, а будучи частью этого потока, мы можем быть сильнее, чем те, кто тратит так много сил на борьбу с ним.

Проще говоря, поняв законы жизни и природы, мы способны двигаться с большей скоростью, прилагая при этом меньше сил. Внешне это порою выглядит как бездеятельность, а кто-то может называть этот процесс ленью. Но это не так.

Что делает гепард, выжидающий в зарослях приближения жертвы? Насколько бездеятельна лягушка, подстерегающая муху? Чем занят земледелец, ожидающий всходов из посаженных им зерен? Все они вовлечены в деятельность – ожидания, подготовки, изучения окружающих обстоятельств. Сможет ли гепард поймать газель, если будет метаться по пустыне без передышки? Взойдет ли хлеб, если землепашец будет выкапывать и закапывать назад зерна, чтобы посмотреть, взошли ли они? Их временная бездеятельность намного нужнее и полезнее, когда она своевременна и созидательна.

В даосизме считается, что человек, познавший Дао, ничему не подвластен и ни от чего не зависим. Он может видеть и понимать всю глубину вещей, он свободен, его ничего не гложет, поскольку он вовлечен в поток жизни, вселенная помогает ему.

Почему нам так сложно принять эту философию и научить правильно бездействовать? Потому что мы не умеем вовремя останавливаться, не знаем, когда пора сказать себе «хватит». У-вэй заключается в том, чтобы промолчать, когда не следует говорить; оставить человека в покое, когда он не настроен на общение; выждать время и почувствовать, когда партнер будет настроен идти навстречу; дождаться благоприятного времени для совершения сделок.

Мы слишком усердны, слишком старательны, слишком беспокойны, назойливы, напористы, нечувствительны. Мы идем вперед, пытаясь проломить головой преграды, не ощущая моментов, когда преграды готовы расступиться сами.

Развивающейся личности присущи качества пластичности, текучести, адаптивности. У-вэй говорит нам, что мы должны научиться быть гибкими, принимать перемены, меняться вместе с миром и не пытаться остановить необратимое. Если бы мы пытались противиться приходу ночи или бороться с осенним листопадом, то потратили бы всю жизнь на бесцельную борьбу. Вместо этого мы постоянно подстраиваемся под окружающий мир – зажигаем свет, когда становится темно, укутываемся в теплую одежду, когда холодает.

Но эти примеры слишком очевидны. В нашей повседневной жизни есть много ситуаций, когда важно понять: нужно бороться или необходимо отступить? Мы не всегда умеем почувствовать разницу между первым и вторым, поэтому часто сдаемся там, где должны действовать, и создаем много шума там, где необходима тишина.

Не всем доступно терпение, не каждый может научиться входить в состояние покоя, когда этого требуют обстоятельства. Мы знаем лишь одну сторону жизни – физическое действие, отожествленное с развитием и успехом.

Но если вы когда-либо пытались почувствовать и выждать нужный момент, то понимаете, что ожидание и созерцание – не менее серьезная работа, нежели видимый глазу внешний труд.

В каратэ, йоге и других восточных практиках есть множество статических упражнений. Когда нужно простоять некоторое время на полусогнутых ногах, вытянувшись или приняв неудобную позу. В эти моменты напрягаются определенные группы мышц, и вы можете почувствовать, что такая статическая нагрузка ничуть не легче активных упражнений. Наоборот – она тяжелее. Даже человеку, занимающемуся активным спортом, будет с непривычки трудно выполнять эти упражнения.

У-вэй – это не только бездействие, этот принцип включает в себя множество разных позиций. Так, в Дао осуществление недеяния проявляется в том, чтобы не гордиться свершениями и не обладать созданным, не стремиться слишком страстно к достижению поставленной цели. Нужно умерить пыл, делать работу, не думая о конечном результате, идти к чему-то, не предавая ему слишком большой важности.

Энди Урохолу принадлежат фразы, в которых прекрасно раскрывается смысл философии у-вэй:

Можно достичь большей власти, если помалкивать.

Когда ты перестаешь хотеть чего-либо, то сразу же это получаешь .

Конечно, недеяние не должно превращаться в единственное занятие, если вы собираетесь продолжать жить в этом социуме наравне с другими людьми. Полный отказ от желаний и стремлений приводит на путь йогов и монахов.

У-вэй прекрасно работает в сочетании с активными действиями. Его можно расшифровать с помощью знака Инь-Ян, где мужская энергия отвечает за движение, а женская – за покой. При правильной дозировке эти две силы приносят гармонию в душе и в жизни.

В заключение скажу, что у-вэй – понятие многогранное, в нем немало нюансов. Ему посвящено огромное количество научных трудов и книг, люди тратят годы на постижение силы у-вэй. Чтобы проникнуть в его глубину, нужно основательно потрудиться, но это необычайно интересно. Ну а главную идею, думаю, вы уже поняли: у-вэй – это умение действовать без действия и творить, не прилагая ненужных усилий.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

Очевидно, эти известные слова Лао-Цзы нельзя понимать буквально, поскольку "недеяние" (у-вэй) не должно отождествляться с вялостью, апатией, попустительством или обычной пассивностью. Слово вэй может означать "быть", "делать", "производить", "практиковать", "осуществлять", тогда как иероглиф - соответствует прилагательным "ложный", "надуманный", "фальшивый". В контексте же даосских писаний вэй вполне определенно означает "принуждение", "вмешательство" и "искусственность" - другими словами, попытки действовать поперек волокон ли. Поэтому у-вэй как "непринуждение" подразумевает действия в направлении волокон ли: падение в сторону толчка, плавание по течению, установка паруса по ветру, использование прилива для практических целей и уступку с целью победить. Лучшей иллюстрацией у-вэй, по-видимому, могут служить японские искусства дзюдо и айкидо, в которых противника побеждают его же силой. Однажды я был свидетелем того, с каким совершенством человек может владеть этой техникой: атакующий оказался па полу, хотя мастер айкидо даже не дотронулся до него.

Тот же принцип проиллюстрирован притчей о сосне и иве во время снегопада. Негнущиеся ветви сосны ломаются под весом снега, тогда как гибкие ветви ивы уступают весу, и снег соскальзывает на землю. Обратите, кстати, внимание на то, что ветви ивы не вялые, а упругие. Таким образом, у-вэй - стиль жизни того, кто следует Дао. Этот стиль жизни должен рассматриваться, прежде всего, как форма разума - то есть такое хорошее знание принципов, структур и тенденций развития внешнего и внутреннего мира, что во всех жизненных ситуациях человек затрачивает минимум усилий. Однако этот разум, как мы видели, не сводится к чистому интеллекту; кроме всего прочего, он включает в себя необъятный "бессознательный" разум организма и, в частности, врожденную мудрость нервной системы. У-вэй подразумевает сочетание проявлений этого разума со следованием в обыденных действиях по пути наименьшего сопротивления. Подобный стиль жизни никоим образом не сводится к стремлению избегать приложения усилий. В дзюдо, например, борец использует силу мышц - но только в нужный момент, когда противник сделал неосторожное движение и потерял равновесие. Однако для таких ненасильственных усилий характерно одно качество - насыщенность энергией ци, которая в первом приближении соответствует санскритскому представлению о пране, - энергии, получаемой в процессе дыхания.

Иллюстрацией из области айкидо может служить упражнение, называемое "несгибаемая рука". Для его выполнения правую руку вытягивают вперед и просят соперника ее согнуть.

Если при этом руку держать напряженной, сильный человек без труда согнет ее. Если же, напротив, держать руку легко, сосредоточить взгляд на далеком предмете и представить себе, что рука - это резиновый шланг, но которому в направлении отдаленного предмета течет вода, согнуть се будет крайне трудно. Не прилагая никаких усилий, человек просто говорит себе, что его рука, невзирая ни на что, остается прямой, поскольку по ней течет ци. Во время испытания нужно медленно дышать жи­вотом и представлять себе, что воздух движется внутри руки. Возможно, в данном случае мы имеем дело с тем, что принято - и, пожалуй, неправильно - называть самогипнозом. Я обнаружил, что подобный прием можно с успехом использовать для того, чтобы открыть тугую полиэтиленовую крышку. Кроме того, я лично знал старого и хрупкого на вид мастера дзен, который мог передвигать огромные камни, что было не под силу даже здоровым молодым людям. При этом он совершенно не напрягался, и наблюдателям казалось, что он просто прислоняется к камню.

Подобно тому, как вода следует тяготению и, если на ее пути появляется препятствие, поднимается, чтобы найти себе новое русло, у-взй - это принцип, подтверждающий, что следовать тяготению означает накапливать энергию. Тяготение представ­ляется даосу сплошным потоком, который он использует так, как можно использовать ветер или течение воды. Падение в направлении тяготения составляет грандиозную энергию Земли, вращающейся по своей орбите вокруг Солнца.

Конфуций в своих наставлениях упомянул у-вэй один-единственный раз. "Мастер сказал: "Разве [император] Шунь, который не делал ничего (у-вэй), плохо правил страной? Как ему это удавалось? Он лишь совершенствовал себя и поступал, как до­лжно поступать царедворцу"" . Политические приложения этого принципа впервые были последовательно рассмотрены Шэнь Бу-хаем (ум. -337) в его не сохранившемся произведении "Шэнь-Цзы", о котором мы можем судить лишь но нескольким цитатам других древних авторов и которое, возможно, было написано даже раньше, чем "Дао дэ цзин" и "Чжуанцзы" . Шэнь Бу-хай описал у-вэй в сфере политики как распределение ответственности за выполнение административных функций между подчиненными, позволяющее императору не участвовать в решении несущественных вопросов управления государством. Лао-Цзы и Чжуанцзы не только поддержали, но и развили эту точку зрения, поскольку произведение Лао-Цзы, на­пример, можно понимать на нескольких уровнях. "Дао дэ цзин" можно рассматривать как сборник советов по управлению государством, как изложение естественной философии и как свод метафизической и мистической мудрости. Крил указывает на то, что ранние даосы создавали свои произведения в беспокойную Эпоху Воинствующих Государств (с -403 до -221), когда любое попустительство в политике могло оказаться роковым - причем Лао-Цзы и Чжуанцзы прекрасно понимали это, поскольку были далеко не глупыми людьми.

Таким образом, прежде всего мы обратимся к политическим аспектам у-вэй. Читая классиков даосизма как комментарии к событиям, свидетелями которых они были, мы видим, что они прежде всего указывают на полное безрассудство человека, стремящегося к политической власти, поскольку она является бременем для того, кто ею облечен. Мы ясно видим в наше время, что ни один здравомыслящий человек не пожелает стать верховным правителем большого государства, ведь трудно представить себе более лихорадочный, утомительный, беспокойный и беспросветный образ жизни - когда человек не может расстаться с телефоном, его постоянно сопровождают охранники и он должен день за днем ежечасно принимать мгновенные решения, имея в своем распоряжении только скудные, искаженные сведения. При таких условиях современный правитель не может оставаться полноценным человеком, ведь у него не остается времени даже для того, чтобы просто "постоять и поглазеть", прогуляться в лесу с одним или двумя друзьями, которые не интересуются политикой, или же посидеть на берегу моря и послушать шум прибоя. Великая власть - это постоянное беспокойство, а полная власть - это, к тому же, еще и скука. Поэтому даже Бог отказывается от своего всемогущества, чтобы поучаствовать в жизни в обличии человека, рыбы, насекомого или растения, тем самым напоминая нам миф о короле, который пошел скитаться но своей стране, одевшись простолюдином.

Лао-Цзы советует императору управлять страной так, как жарят мелкую рыбешку ("Дао дэ цзин", гл. 60) - то есть не переворачивать ее слишком часто, потому что при этом она может распасться на куски. Кроме того, Лао-Цзы указывает, что в идеале размеры империи должны быть не больше одной деревни.

Представим себе государство, население которого немногочисленно. Хотя у тамошних людей есть различные механические приспособления, они не пользуются ими. Люди осознают, что смертны, и поэтому не впадают в излишества. Хотя у людей есть лодки и повозки, они не путешествуют в них; хотя у них имеется оружие, они не показывают его. Они вернулись к использованию узелков на веревках [чтобы делать записи]. Они удовлетворены своей пищей, и их одежда доставляет им радость. В домах у них уютно, и они счастливы со своими обычаями. Хотя соседние государства находятся в поле зрения и всякий может слышать доносящиеся оттуда крики петухов и лай собак, люди в течение всей жизни не покидают пределов своей страны.

Между прочим, следует отметить, что ни Лао-Цзы, ни Чжуанцзы не чуждо чувство юмора. Они любят пародировать свои собственные взгляды - причем Чжуанцзы при этом иногда прибегает к использованию откровенно нелепых образов. Поэтому, в данном случае, слова Лао-Цзы не следует понимать буквально. Он просто желает сказать нам, что люди жили бы намного лучше, если бы умерили свои амбиции, за­медлили темп жизни и побольше работали руками.

Через вес даосские писания красной нитью проходит ностальгия по "подлинным людям былых времен", которая напоминает нам о Руссо и идеализации в + XVIII веке "благородного дикаря", - ностальгия, которую нынешняя антропология всерьез не принимает. Но в наши дни у человека есть все основания задуматься, действительно ли так хорошо прожить долгую жизнь в постоянном страхе смерти и надежде на осуществление надежд в будущем, которое никогда не наступит? Или, может быть, технологический прогресс - это болезнь, свидетельствующая о неспособности жить в настоящем и получать удовольствие от этой жизни? Чжуанцзы говорит об этом так:

Благородный муж, пребывая в покое, ни о чем не мыслит, а приступая к деятельности, ни о чем не беспокоится. Он не различает правильного и ложного, а также хорошего и плохого. Если в пределах Четырех Морей все живут в достатке, он обретает покой. Люди льнут к нему, как дети, которые потеряли свою мать; они собираются вокруг него, как странники, которые сбились с пути. Он довольно богат, но не ведает, как пришло к нему богатство. У него более чем достаточно еды и питья, однако он не знает, откуда они берутся...

В век процветания добродетели благородных мужей никто не прославляет, и их достоинства никому не бросаются в глаза. Тогда правители подобны путеводным знакам, а люди свободны, как дикие олени. Они Праведны, не осознавая долга перед своими ближними. Они любят друг друга, не почитая это за великодушие. Они поступают достойно, не руководствуясь при этом преданностью. Они честны, не обладая доброй верой. Они действуют независимо при любых условиях, не чувствуя при этом никакой ответственности перед другими. Таким образом, их поступки не оставляют следов, и последующим поколениям не нужно продолжать их начинаний.

Что напоминает нам отрывок из произведения Генри Торо:

Я видел, как заходящее солнце осветило впереди величественный сосновый бор. Его золотые лучи падали на просеки, как на покои какого-то великолепного чертога. У меня было такое чувство, словно некое удивительное и сияющее семейство из древнего рода поселилось там. Слугой их было солнце - они не ходили в гости в поселок - и к ним никто не приходил в гости. Я видел их парк, площадку для игр там, за лесом. Сосны, подрастая, служили им коньком крыши. Их дом был невидим для глаза, сквозь него росли деревья. До меня доносились звуки сдержанного веселья, а может быть, они мне только послышались. Солнечные лучи, казалось, служат им опорой. У них есть сыновья и дочери. И они вполне здоровы. Проложенная фермером дорога, которая ведет прямо через их чертог, совсем им не мешает. Так иногда грязь на дне лужи видна сквозь отраженные ее поверхностью облака. Они не подозревают, что он живет по соседству с ними. Но я слышал, как он присвистнул, когда гнал свою упряжку через их дом. Ничто не может сравниться с безмятежностью их жизни. Их герб - простой лишайник. Я видел его на соснах и дубах. "Их кров - в верхушках деревьев. Политикой они не занимаются. Я не слышал шума трудовой деятельности, не видел, чтобы они ткали или пряли. И все же, когда улегся ветер и слышно было хорошо, я различил тончайший, сладостный, музыкальный гул, подобный тому, который доносится от далекого улья в мае. Возможно, то был звук их дум. У них не было праздных мыслей, и никто посторонний не мог видеть результатов их труда, потому что он не оставлял узлов или наростов .

Возможно ли такое в действительности, или же это всего лишь досужий вымысел? Вспоминая, что Чжуанцзы при изложении своих идеи склонен к преувеличениям, мы можем увидеть практический смысл его слов в том, что беспокойство причиняют лишь люди, которые пытаются улучшить себя и мир, прилагая для этого физические и волевые усилия. "О, Свобода, сколько преступлений совершено по имя твое!" Идеалистические представления французских, американских и русских революционеров всегда рано или поздно приводили к великому насилию, которое каждый раз оправдывалось необходимостью освобождения и улучшения условий жизни страждущих людей.

Тогда было принято предоставлять человечеству возможность быть собой и не было понятия о том, чтобы управлять человечеством [во имя всеобщего блага]. Правители оставляли людей в покое, опасаясь, что их характеры испортятся, а их естественная добродетель будет забыта. Ведь, если характеры людей не испортятся, и их естественная добродетель не будет забыта, как можно управлять людьми?

Если хорошенько задуматься над этим, окажется, что любое управление - это просто уход от ответственности под предлогом, что кроме нас есть кто-то знающий, что нужно делать. Между тем правительство, прикрывающееся стремлением помогать людям, очень быстро вырождается в организацию, преследующую собственные интересы. Чтобы хоть как-то контролировать происходящее в стране, правительство издает законы, которые со временем становятся все сложнее и непонятнее, и это препятствует любому созидательному развитию. Ведь правительство требует от людей столь подробных отчетов па бумаге, что сведения о сделанном становятся более значимыми, чем само сделанное. Рассуждать об этом можно без конца - тем не менее в ходе бурных обсуждений проблем перенаселенности, загрязнения окружающей среды, нарушения экологического равновесия и опасности ядерной войны лишь немногие дают себе отчет в том, что великие страны стали на путь саморазрушения, оказавшись парализованными вследствие многочисленных внутренних противоречий и задыхаясь под горами бумаги. Даосская мораль из этой истории такова: люди, которые не доверяют друг другу и себе, обречены.

Из всего сказанного выше можно сделать еще один вывод. Ни индивид, ни общество не могут поднять себя над землей за шнурки от собственных ботинок, хотя люди постоянно говорят, что пришла пора сделать это. До тех пор пока мы прилагаем - физические или моральные - усилия, чтобы улучшить мир или себя, мы просто попусту растрачиваем энергию, которая при других условиях могла бы быть расходована на осуществление того, что может быть сделано. Здесь мы не будем углубляться в тонкости ситуации, в которой находимся. Скажем только, что не лишена привлекательности даосская точка зрения на эту проблему, согласно которой мы должны пойти на риск и начать доверять себе и другим. Не случайно Лао-Цзы, описывая идеальное общество, делает оговорку, что "хотя у них имеется оружие, они не показывают его", ведь оружие, очевидно, является естественным продолжением зубов, когтей и панцирей. Даосское видение природы не было сентиментальным. Иногда оно допускает использование насилия, однако делает это не без сожаления, потому что:

В этом отношении конфуцианцы и даосы были единодушны. Ведь во главе всех добродетелей Конфуций поставил не праведность (и), а человечность (жэнь), которая представляет собой не столько благожелательность, как ее часто понимают, сколько способность быть всецело и искренне человеком - хотя это качество Конфуций отказывается определять во многом подобно тому, как Лао-Цзы не желает определять Дао.

Подлинная человечность требует выдающихся свершений, и поэтому путь к ней труден. Ты не можешь ухватить ее руками и не можешь приблизиться к пей, переставляя ноги. Тот, кто продвинулся к ней дальше других, тем самым может быть назван "истинным человеком". Но разве не трудно человеку приближаться к этому идеалу с помощью собственных усилий? Поэтому не удивительно, что если мерить людей по абсолютному стандарту праведности [и], найти подлинного человека нелегко. Если же мерить людей по обычным мирским стандартам, лучших из них вполне можно назвать праведными...

Давно прошли те времена, когда можно было легко отыскать подлинного человека. Ведь только человек высших достоинств может достичь этого состояния. Поэтому он не критикует других людей за то, что не удается ему самому, и не обвиняет их в том, в чем они слабее его. Подлинный человек не может долго жить в бедности, равно как и не может он долго оставаться зажиточным. Подлинный же человек счастлив и доволен тем, что живет в соответствии с принципами подлинной человечности, тогда как [заурядный] мудрец считает, что такая жизнь дает какие-то преимущества. Человек высших достоинств идет сквозь жизнь, не стараясь предначертать своих будущих действий и не ведая никаких запретов. Он просто в каждый конкретный момент решает, как лучше всего поступить... Люди, которые стараются быть добродетельными во всех отношениях, на самом деле крадут добродетель .

Другими словами, подлинный человек не является образчиком добродетельности, педантом или блюстителем нравов. Он понимает, что некоторые несовершенства так же необходимы для подлинной человеческой природы, как соль для приготовления вкусного блюда. С подчеркнуто праведными людьми невозможно жить, потому что они полностью лишены чувства юмора, не позволяют всесторонне проявиться своему человеческому естеству и подвергают опасности себя и других, не осознавая собственной тени. Как и все назойливые ханжи, они пытаются поместить мир в прокрустово ложе линейных предписаний и совершенно неспособны пойти на разумный компромисс. Ко время войны они до смерти сражаются за безусловную капитуляцию и поэтому могут в угоду великому принципу стереть с лица земли все, что следовало бы при эгоистическом - и далеко не таком разрушительном - подходе захватить и использовать для собственного блага. Таким образом, в сфере политики у-вэй исповедует тот, кто не навязывает человеческому естеству чуждые ему законы и не сажает людей за решетку за "грехи", или преступления, в результате которых никто не пострадал. Доверие человеческой природе означает принятие ее хороших и плохих сторон - ведь разве можно полагаться на того, кто не признает своих слабостей?

В качестве примера давайте посмотрим, что случилось в Китае, когда в -221 году пришла к власти династия Цинь. Ее политические принципы были сформулированы вельможей Шаном из западной провинции Цинь еще в -360 году.

Самыми почетными с государстве считались воинская служба и подвиги на войне. Даже знать императорского рода должна быта подтверждать свое дворянское происхождение службой в армии. Придворные без воинского звания приравнивались к простым людям. Смысл этой политики был в том, чтобы воспитать "людей, которые смотрят на боевые подвиги, как волки на кусок мяса". "Если богатство и знатность можно получить только на поле битвы, то, услышав о приближающейся войне, люди будут поздравлять друг друга. Тогда у домашнего очага и на улице, за едой и за питьем все их песни будут о предстоящей войне". "Правитель, которому удается внушить людям любовь к войне, становится царем царей"...

Чтобы ввести в действие новые законы, население было разбито па небольшие общины по пять-десять семей в каждой, где от каждого требовалось следить за представителями других общин и доносить на них. Если подозрения доносчика подтверждались, его заслуги приравнивались к победе над врагом на поле брани. Укрывание преступника наказывалось с той же строгостью, что и сдача в плен во время боя .

Когда я учился в старших классах, мой отец, знавший и почитавший Ху Ши, однажды представил меня ему. Помню, как Ху одобрительно погладил меня по голове, когда я гордо продекламировал наизусть отрывок из его работы, которую мы проходили на уроках китайской литературы. Спасибо тебе, дядюшка Ху, за цитату, которая появилась в этой книге!

После того как государство Цинь с -360 до -221 года завоевало весь Китай, император Цинь-ши Хуанди до того распоясался, что приказал сжечь все книги, которые не имели отношения к практическим делам, и провозгласил, как Гитлер, что основанная им династия просуществует тысячу лет. Однако, когда в -210 году он умер, народ восстал под руководством Лю Бана, который стал императором Хань Гао-Цзы, основателем династии Хань, которая правила страной с коротким перерывом в течение четырехсот лет (с -200 до +200).

Когда революционная армия Лю Бана с триумфом вошла в столицу, он собрал старейшин и провозгласил, что знает, как долго они страдали под игом империи Цинь и что теперь он отменит все строгие законы. Затем он сказал, что "начиная с этого времени будут соблюдаться только три основных закона, а именно: человекоубийство будет караться смертью, а за нападение и кражу будет устанавливаться наказание, в соответствии с обстоятельствами каждого конкретного случая".

Сразу же провозглашенная политика избавления народа от гнета предшествовавшего авторитарного правительства сознательно проводилась в жизнь государственными деятелями империи Хань.

На втором году существования империи, в -201 году, один из великих полководцев революции генерал Цао был назначен губернатором густонаселенной и экономически развитой провинции Ци на восточном побережье страны. Генерал выбрал своим главным советником старого философа. Этот мудрец был последователем Лао-Цзы и поведал правителю, что лучший способ управлять великой провинцией, насчитывавшей семьдесят городов, состоит в том, чтобы не делать ничего и предоставить людям свободу. Губернатор преданно следовал совету даоса в течение девяти лет. Люди зажили хорошо, и его правление было признано лучшим в империи. Когда в -193 году он был назначен премьер-министром всей страны, он начал исповедовать свою философию на национальном уровне .

Когда в -179 году на престол взошли император Вэнь Ди и его супруга-даоска Доу, они отменили ответственность семьи за преступление, совершенное одним из ее членов, наказание нанесением телесных увечий и налоги за торговлю с другими странами. Они уменьшили налоги на землю до тридцатой части урожая и всячески пытались прекратить военные действия, которые время от времени начинались на окраинах империи. Императрица Доу убедила всех придворных изучить Лао-Цзы, что не мешало бы сделать и современным монархам Китая, России и Соединенных Штатов.

Чем больше ограничении и запретов действует в

империи,

Тем беднее становятся люди.

Чем более острые орудия труда имеются у населения,

Тем чаще между ними случаются потасовки.

Чем более в народе развиты искусства и ремесла,

Тем больше оригинальных вещей производят

умельцы.

Чем больше законов и предписаний издается в

стране,

Тем больше появляется преступников и

Теперь возникает вопрос, можно ли сознательно развить в себе способность действовать согласно принципу у-вэй и можно ли преднамеренно научиться следовать Дао - при помощи духовной практики или психологических упражнений сродни йоге или цо-чань (по-японски, дза-дзэн). Практики подобного рода были распространены среди людей, которых Крил назвал сянь-даосами и о которых более подробно мы поговорим в следующей главе. Возможно, именно под влиянием буддизма и других индийских систем духовного развития эти даосы увлеклись контролем дыхания, сексуальной йогой, алхимией и медициной, ставя своей целью достижение бессмертия. Они основали религиозную организацию наподобие христианской церкви, которая имела монастыри и священников, назначаемых высшим духовенством. Однако ни Лао-Цзы, ни Чжуанцзы не проявляли никакого интереса к бессмертию, и если и высказывались о формальной медитации и приобретении необычных психических способностей, то делали это крайне редко.

Подлинные люди былых дней не ведали любви к жизни и не питали отвращения к смерти. Вхождение в жизнь не давало им повода для радости, а уход из нее не побуждал их противиться своей судьбе. Они приходили и уходили безмятежно. Они не забывали, каким было их начало, и не задумывались, каким будет их конец. Они принимали [свою жизнь] и наслаждались ею; они забывали [страх смерти] и возвращались [в состояние до начала жизни]. Таким образом, в них не было стремления противопоставлять небесному человеческое и тем самым оказывать сопротивление Дао.

Надо полагать, что Чжуанцзы просто наслаждается существованием в гуще событий и не пытается изобрести искусственный метод развития духовных способностей, чтобы с его помощью вознестись над круговоротом жизни и смерти.

У вас хватило мужества родиться, и вы довольны. Тело подвержено многочисленным изменениям, которые никогда не прекращаются, но разве это не дает нам возможность радоваться непрестанно? Поэтому мудрец находит наслаждение в том, что объемлет в себе вещи и от чего невозможно отстраниться. Он почитает безвременную смерть и счастливую старость, свои начало и конец в равной мере благими, и в этом другие люди подражают ему. Если мудрец обладает такими достоинствами, что уж и говорить о достоинствах того, от чего зависят вещи и из чего проистекают перемены [то есть Дао]!

Другими словами, в действительности все, что обычно считается ненадежным, непредсказуемым, опасным и даже враждебным миром - включая сюда и наши неконтролируемые эмоции и внутренние ощущения, - это и есть мы сами. И даже чувство, что это не так, в свою очередь является частью того, что это так. Так, с точки зрения древних даосов-созерцателей (как их называет Крил), всякое преднамеренное развитие у-вэй представляется противоречивым. Выражаясь словами Чжуан-Цзы, скажем, что подобная практика будет напоминать "барабанный бой в ходе поисков беглеца", или, как позднее говорили чань-буддисты, "дорисовывание ножек змее". Вслед за Лао-Цзы ("Дао дэ цзин", гл. 38) мы можем сказать:

"Высший у-вэй не стремится быть у-вэй и поэтому есть подлинный у-вэй". Чтобы понять это, нужно пережить интуитивное постижение, а для этого недостаточно просто следовать некоторой системе духовных упражнений. По аналогии с этим, человеку не нужно проходить специальную подготовку, чтобы понять идею представления трехмерных изображений с помощью непрерывных и пунктирных линий, изображающих видимые и невидимые грани. Достаточно один раз объяснить ему, как следует смотреть на такие рисунки, и после этого он будет не просто знать о том, что на них представлены трехмерные объекты, но и фактически видеть их такими.

Как же, в таком случае, нам следует поступить с освященными веками практиками медитации в индуизме, буддизме, сянь-даосизме и мусульманском суфизме, которые ставят своей целью развитие сверхъестественных способностей и космичес­кого сознания? Если мы посмотрим на ранние чаньские писания династии Тан (1618 - +906), не упуская из виду, что чань в те времена был сплавом даосизма и буддизма, у пас не останется сомнений в том, что такие мастера чань, как Сэн-цань, Хуэй-нэн, Шэнь-хуэй, Ма-цзу и даже Линь-цзи не только не акценти­ровали внимание на занятиях медитацией, но зачастую отвер­гали их как всецело неуместные. Они делали акцент на непос­редственном интуитивном прозрении, которое наступает в ре­зультате "прямого указывания" (чжи-чжи) со стороны настав­ника во время вэнь-да, когда ученик задаст вопросы и получает на них ответы. В ходе такого общения постигший суть вещей просто показывает ее тому, кто еще не постиг, - причем зачастую невербальными средствами, не столько объясняя, сколько непосредственно выявляя ее .

С другой стороны, те, кто понимают Дао, получают удовольствие, подобно кошкам, от возможности посидеть и посозерцать без конкретной цели. Однако когда кошке надоедает сидеть, она отправляется на прогулку или начинает охоту на мышей. Она не принуждает себя сидеть как можно дольше из принципа и не соревнуется с другими кошками в том, кто просидит на одном месте дольше, - если, конечно, нет реальной причины, чтобы не двигаться, такой, например, как желание поймать птичку. Даосы-созерцатели будут с удовольствием сидеть вместе с йогами и последователями дзен до тех пор, пока это им приятно, однако когда природа скажет нам, что мы "пытаемся толкать реку", мы встанем и займемся чем-то другим или же просто погрузимся в сон. Какая-либо другая линия поведения, очевидно, продиктована духовной гордыней. Даосы считают медитацию "практикой" лишь в том смысле слова, в котором принято выражаться, что врач "практикует" медицину. При этом даосы не стремятся подчинить или перестроить вселенную с помощью физических или волевых усилий, поскольку их искусство не подразумевает ничего, кроме разумного следования потоку событий. Медитация, или созерцание, не ставит перед собой прямой цели пробудить этот разум, однако развивает его косвенно. Между тем цель и смысл созерцания только в том, чтобы слышать, как в ночной тиши

Звук падающих капель

Говорит, о чем я думаю.

Его сознание свободно от мыслей. Выражение его лица спокойно и безмолвно. Его чело лучится простотой. Он холодный, как осень, и теплый, как весна, ибо его гнев и радость случаются так же естественно, как смена времен года .

Следует также понять, что у-вэй не сводится к надуманным причудам, с помощью которых самовыражаются люди, стремящиеся продемонстрировать свою независимость от общественных условностей. Ведь эти люди, в действительности, неявно следуют общественным условностям так же рабски, как и любой другой консерватор, - используя их как руководство к тому, что не нужно делать. Когда даосизм и Дзен впервые вошли в моду на Западе, среди молодых людей было распространено подобное неглубокое понимание этих учений. Между тем даосы-созерцатели действительно занимаются сидячей медитацией, однако делают это не с эгоистической целью улучшить себя. Их увлеченность медитацией лучше объяснить тем, что они интуитивно поняли невозможность действия вопреки Дао и теперь просто "погружаются в то, чего вещи не могут избежать" .

Даосы-созерцатели медитируют во имя радости самой медитации - чтобы ощущать свое дыхание, видеть солнечный свет на полу, слышать завывание ветра и какуреканье петухов вдалеке, внимать безмолвию и всему тому, что воинственные активисты Востока и Запада с их настойчивой целеустремленностью, увы, научились презирать. Такая медитация представляет собой инь-ский аспект даосской жизни, однако эта жизнь не исключает - когда приходит время - и ян-ского аспекта, и поэтому активные виды деятельности, например ритмичные и плавные движения тай-цзи-цюань, пользуются у даосов не меньшим успехом, нежели занятия сидячей медитацией .

Один из критиков Чжуанцзы, Гэ Хун (ок. -300), указывал, что Чжуанцзы предлагает интуитивный путь понимания Дао, который не требует целенаправленного выполнения "духовных упражнений". Гэ Хун называет путь Чжуанцзы "всего лишь разговорами" (цинь-тань), тогда как его современные единомышленники назвали бы этот путь "чистой теорией" или, как теперь модно выражаться, "путешествием головы" (head trip). Гэ Хун говорит: "Чжуанцзы утверждает, что жизнь и смерть - одно и то же. Он восхваляет смерть как великий покой и приравнивает усилия, направленные на продление жизни, к угодническому служению. Такая точка зрения удалена от учения шэнь-сянь (бессмертных святых) на миллионы миль" .

Ближе всего Чжуанцзы подходит к описанию метода достижения Дао в отрывке, который он вкладывает в уста мудреца Нюй-цзюй, которым, как предполагается, была женщина:

Однажды жил Бу Лян И, который обладал талантом мудреца, но не имел Дао. Я же имею Дао, но не обладаю никакими талантами. [Так может выразиться только женщина!] У меня возникло желание наставить его, чтобы он стал подлинным мудрецом. Преподать Дао мудрости тому, у кого есть талант, казалось бы, дело совсем не сложное. Но не тут-то было. Мне пришлось неоднократно повторять свои слова, и только па третий день он смог презреть мирские вещи [то есть беспокойство по поводу своего положения в мире, из-за приобретения и потери]. После того как он презрел мирские вещи, я продолжала наставлять его, и на седьмой день он смог отвернуться от внешних объектов [как от независимых сущностей]. После того как он отверг все внешние объекты, я продолжала поучать его, и только па девятый день оп преуспел, отринув собственное существование [в качестве отдельного эго]. Когда он отринул собственное существование, он достиг просветления. Когда он достиг просветления, он смог пережить видение Единства. Когда он пережил видение Единства, он оказался в состоянии преодолеть разграничение между прошлым и настоящим. Когда оп преодолел разграничение между прошлым и настоящим, он вошел в сферу, где не было ни жизни, ни смерти. Тогда для него прекращение жизни больше не означало смерти, а продолжение жизни ничего не прибавляло к его существованию. Он мог следовать чему угодно, он мог получать что угодно. Для него все пребывало в состоянии распада, все пребывало в состоянии становления. Эту стадию называют безмятежность среди беспокойства. Безмятежность среди беспокойства означает совершенство.

У Ле-Цзы есть схожий пассаж, в котором он повествует о том, как он учился ходить по ветру или, как бы мы теперь сказали, ходить по воздуху. Любопытно, что в этом отрывке дням соответствуют годы, а учитель не говорит вообще ничего.

По прошествии семи лет произошла еще одна перемена. Я позволил разуму рассуждать, о чем оп пожелает, однако он больше не размышлял о правильном и неправильном. Я позволил своим устам говорить, о чем они пожелают, однако они больше не говорили об обретении и утрате... К концу девяти лет разум предоставил свободу своим проявлениям, а уста - свободу своим речам. О правильном и неправильном, об обретении и утрате я не имел ни малейшего представления ни в отношении себя, ни в отношении других... Внутреннее и внешнее слились в нерасторжимое Единство. После этого не было больше различия между оком и ухом, ухом и носом, носом и ртом - все было одним и тем же. Мой разум замерз, плоть и кости слились воедино, а тело медленно растворялось. Я совершенно не осознавал, где пребывает мое тело и что находится у меня под ногами. Ветер уносил меня то в одну сторону, то в другую, и я чувствовал себя подобно высохшей соломинке, подобно листу, сорвавшемуся с дерева. В действительности, было непонятно, я ли иду по ветру или же ветер идет по мне .

Эти цитаты говорят нам, что у-вэй напоминает состояние сознания в сновидении - парение, - когда ощущению реального физического мира недостает твердости и кон­кретности, которые обычно придает ему наш здравый смысл.

Однажды мне, Чжуанцзы, приснилось, что я был бабочкой, - бабочкой, которая порхала вокруг и наслаждалась полетом. Я не знал тогда, что на самом деле я - Чжуанцзы. Внезапно я проснулся, и вне всяких сомнений снова стал Чжуанцзы. Однако до сих нор я не могу понять, действительно ли я - Чжуан-1131,1, которому снилось, что он - бабочка, или же я - бабочка, которой снится, что она - Чжуанцзы.

Откуда мне знать, что любовь к жизни - не заблуждение? Откуда мне знать, что тот, кто боится смерти, не похож на человека, который ушел из дому, когда был молод, и поэтому не желает возвращаться?.. Откуда мне знать, что умершие не сожалеют о своей прошлой привязанности к жизни? Ведь те, кому ночью снился карнавал, могут утром рыдать и причитать. Те же, кому снилось, что они рыдали и причитали, могут утром отправиться на охоту. Когда они видят сон, они не ведают, что это сон. В своем сне они могут даже заниматься толкованием снов! И лишь когда они просыпаются, они понимают, что это был всего лишь сон. Мало-помалу приближается великое пробуждение, и когда оно наступит, мы узнаем, что вся наша жизнь - не что иное, как великий сон. Однако все это время глупцы думают, что на самом деле они не спят и вполне дают себе отчет в том, что с ними происходит. В своей жизни они находят множество способов разделения людей на принцев и конюхов. Как это глупо! И Конфуций и вы - все вы пребываете во сне. Когда я говорю, что вы спите, я тоже сплю!

Чувство, что мир подобен сновидению, посещает также последователей индуизма и буддизма. Основным источником этого чувства является осознание мимолетности мира, а не энистемологические и гносеологические рассуждения о познании и истине, хотя эти рассуждения приходят позже. По мере того как истекают годы, человеку становится все очевиднее, что в основе вещей нет никакой субстанции. С годами кажется, что время проходит быстрее, и я начинаю осознавать, что твердые тела ведут себя так же, как жидкие: люди и вещи становятся похожими на игру света и тени или мелкую рябь на поверхности воды. Если сделать замедленную съемку растений и цветов, а затем быстро просмотреть полученный фильм, нам покажется, что они появляются и исчезают, как жесты земли. Если бы мы могли подобным образом снять цивилизации и города, горы и звезды, они бы показались нам загорающимися и угасающими искрами или инеем, образующимся и тающим на поверхности планеты. Причем, чем больше скорость просмотра, тем больше нам будет казаться, что мы видим не столько последовательность сменяющихся объектов, сколько движения и видоизменения чего-то одного - напоминающего волну на поверхности океана или танцора на сцене. Подобно этому, то, что кажется под микроскопом множеством пластиковых палочек или шипов, невооруженным глазом воспринимается как нежная кожа девушки. В первом приближении можно сказать, что мистицизм есть постижение того, как что-то одно делает все. Даосы выражают эту идею более тонко, формулируя ее так, чтобы не создалось впечатления, что это "что-то одно" - то есть Дао - вынуждает или заставляет происходить события.

Современные западные философские традиции, как правило, не одобряют такого видения мира, при котором он как бы пребывает во сне. Возможно, подобное отношение связано с чем, что жить во сне означает быть несущественным, а с мнениями несущественных людей в нашем обществе никто не считается. Все слышали расхожую фразу о том, что человеческая жизнь ценится в Китае очень дешево. Конечно же дело в том, что людей там хоть отбавляй. Ведь мы все становимся менее чувствительными по мере того, как численность населения возрастает, и средства массовой информации продолжают ежедневно знакомить нас со статистикой несчастных случаев. Никто, однако, еще не установил зависимость между нравственностью людей и их метафизическими и религиозными убеждениями. Люди, почитающие себя существенными, начинают важничать, и тогда иметь дело с ними чрезвычайно трудно. Не следует забывать также, что святая инквизиция оправдывала пытки и сожжения глубокой заботой о судьбах бессмертных душ еретиков.

Зачастую может показаться, что боль является мерой реальности, поскольку я не помню, чтобы во сне мне когда-либо приходилось переживать физическую боль, кроме случаев, когда эта боль имела вполне реальную физиологическую причину. Таким образом, бытует мнение, что те, кто верит в иллюзорность материи, сталкиваются с трудностями, когда им нужно убедить других в нереальности физических страданий.

Жил да был раз целитель из Дальне.

Он сказал: "Хотя боль нереальна,

Когда жаркий огонь

Обжигает ладонь,

Как ненавижу я то, что мне больно!"

Однако тело человека содержит так много пустого пространства, что его весомые элементы могут поместиться на острие иглы, и поэтому кажущееся постоянство тела - это иллюзия, возникающая вследствие быстрого движения ее мельчайших частей. По аналогии с этим вращающийся пропеллер кажется нам со стороны неподвижным цельным диском. Не исключено, что физическая боль - это всего лишь "общественная условность", поскольку мы знаем, что в качестве эффективного обезболивающего средства локального действия может применяться внушение других условностей, называемое гипнозом.

Давайте попытаемся вообразить себе вселенную, сферу существования или поле сознания, в котором будут отсутствовать крайности, которые мы называем болью или ужасами. И хотя живущий там счастливчик сможет проводить дни, месяцы и годы в приятных и удобных условиях, он всегда будет в глубине души предчувствовать, что какая-то боль все же возможна. Она всегда маячит где-то вдалеке, и он знает, что ему повезло, тогда как все окружающие вынуждены страдать. Все переживаемое и осознаваемое, очевидно, принадлежит широкому спектру вибраций, который построен так, что его крайности, подобно инь и ян, неявно идут вместе. Когда мы разделяем магнитный брусок на две части, чтобы отделить северный полюс от южного, мы обнаруживаем, что каждая из полученных частей обладает собственными северным и южным полюсами. Таким образом, трудно вообразить вселенную без контраста удовольствия и страдания. Во многих обществах люди отказались от страданий, коими долгое время были физические пытки, а с помощью медикаментов значительно уменьшили боль при хирургических операциях. Однако место этих страданий заняли новые ужасы, тогда как на фоне человеческой жизни всегда маячит призрак смерти.

Таким образом, проникая в глубинную природу наших чувств, мы понимаем, что не желаем иметь - и фактически не можем себе вообразить - вселенную без этих противоположностей. Другими словами, до тех пор, пока мы стремимся к переживаниям, которые мы считаем приятными, мы тем самым подразумеваем и одновременно порождаем их противоположность. Поэтому и буддисты и даосы говорят о мудреце, у которого нет желаний, хотя даосы называют его также человеком, чьи "гнев и радость случаются так же естественно, как смена времен года". В этой фразе таится ключ к решению проблемы. Ведь можем ли мы вообще не желать? Попытки избавиться от желания, очевидно, представляют собой желание не желать .

Каждая совокупность действий, направленных на подавление желаний, очевидно, противоречит духу у-вэй и подразумевает, что "я" представляю собой независимо действующее лицо, которое может либо подчинить себе желания, либо подчиниться им.

Между тем следование у-взй подразумевает свободное парение в круговороте спонтанно возникающих переживаний и чувств. Оно напоминает движение мяча, брошенного в горный поток, хотя на самом деле при этом нет никакого мяча, кроме волн и вихрей на поверхности воды. Это свободное парение называют "течением вместе с мгновением", хотя оно может случиться лишь тогда, когда человек ясно видит, что в действительности никакое другое состояние невозможно, поскольку нет ни одного переживания, которое не происходило бы сейчас. Такое течение-в-настоящем (nunc fluens) и есть Дао, и когда это становится ясным, многочисленные проблемы исчезают без следа. Ведь до тех пор, пока существует представление о нас, как о ком-то отличном от Дао, между "мной", с одной стороны, и "переживаниями", с другой, то и дело возникают всевозможные напряжения. При этом и никакие действия, никакие усилия (вэй) не избавляют нас от напряжения, возникающего вследствие разделенности знающего и известного, равно как никто не может дуновением развеять тьму. Ее может рассеять только свет, или интуитивное понимание. Как в случае мяча в потоке, при движении вниз нет сопротивления движению вниз, при движении вверх нет сопротивления движению вверх. Того, кто сопротивляется, быстро укачивает.

Пьяница, свалившийся с повозки, может больно ушибиться, но он не умрет. Кости у него такие же, как у других людей, однако он переживает это событие не так, как они. Его дух пребывает в безопасности. Он не осознает, что едет в повозке, равно как и не осознает, что вывалился из нее. Ни страх, ни представления о жизни и смерти не могут проникнуть в его сердце, и поэтому он не страдает от столкновения с объективными сущностями. Если такую безопасность можно получить от вина, то что уж и говорить о безопасности, которую дает Спонтанность!

Здесь мы имеем дело с одним из очаровательных преувеличений Чжуанцзы, смысл которого становится понятнее, когда мы знакомимся с другим отрывком, где он проводит различие между у-вэй и умеренностью, или следованием по срединному пути.

И хотя нам может показаться, что середина между достойным и недостойным - хорошее место, в действительности это не так, потому что, пребывая здесь, вы не оберетесь хлопот. Все будет обстоять совершенно иначе, если вы станете на Путь, приобщитесь к его Добродетели, а затем, обращаясь то драконом, то змеей, пуститесь парить и скитаться, не придерживаясь одного пути, меняясь день ото дня, не внимая ни хвале, ни осуждению. Взмывая вверх и погружаясь вниз, вы будете почитать одну только гармонию мерилом своего совершенства. Вы будете парить и скитаться вместе с источником десяти тысяч вещей, обращаясь с ними, как подобает обращаться с вещами, и не позволяя им обходиться с собой, как с вещью, - как при этом вы можете навлечь на себя неприятности?

Чжуанцзы еще раз высказывается по этому поводу далее в той же главе:

Обратите внимание на мои слова! Что касается тела, лучше всего дать ему возможность следовать вещам. Что касается эмоций, лучше всего предоставить им полную свободу. Следуя вещам, вы перестаете отделять себя от них. Предоставляя эмоциям полную свободу, вы никогда не соскучитесь.

Однако будет не лишним еще раз подчеркнуть, что "вы" никогда не сможете следовать "вещам", если вы не поняли, что в действительности другой альтернативы нет, поскольку вы и вещи - это один и тот же процесс, текущее-в-настоящем Дао. Ощущение, что между вами и вещами есть различие, также относится к этому процессу. Делайте, что хотите, вы не можете устранить это ощущение. Не делайте, чего хотите, вы все равно не можете устранить это ощущение. Существует только поток и его разнообразные завихрения: волны, пузыри, брызги, водовороты и омуты - причем этот поток есть вы! На этом можно было бы остановиться - если бы не одно обстоятельство: на все сказанное выше современная аудитория, как правило, реагирует целым шквалом вопросов. Вместо того чтобы реально пережить течение-в-настоящем - после чего все само по себе прояснится, - люди желают вначале получить всевозможные предварительные гарантии того, что это безопасно и полезно. Кроме того, люди хотят узнать, "работает" ли такое понимание в качестве жизненной философии. Разумеется, работает, и даже очень эффективно! Ведь сила, или добродетель (дэ), возникает спонтанно - или, как сказали бы христиане, не по нашей воле, а по милости Господней. Ведь, если вы постигли, что вы - Дао, вы непроизвольно начинаете проявлять его магию, однако магия, как и милость, относится к вещам, на которые никто не может претендовать. Лао-Цзы выразился так: "Когда свершаются добрые дела, Дао не претендует на них".